Виталий Кудлай
«Офицеры-воспитатели, которые занимаются воспитанием кадетов, должны быть для них примером во всём, начиная с внешнего вида»
Виталий Григорьевич, как вы стали военным? Кто-то в вашем роду был офицером?
Интерес к военной службе возник у меня ещё в детстве. Отец служил в Группе советских войск в Германии, и мне довелось жить там с родителями около пяти лет в двух гарнизонах, где, кроме школы, любимыми местами моего пребывания были полигон и спортзал разведбата. Уже семиклассником стрелял из пистолета Макарова, автомата и пулемёта Калашникова. Умел водить легковой уазик, делать сальто назад и «солнышко» на перекладине. Увлекался единоборствами. Любимые книги были на военную тематику. Особенно впечатлил роман Владимира Карпова «Взять живым!».
Конечно, пример отца, и особая атмосфера в семье офицера сыграли свою роль. Поэтому, когда настало время выбирать профессию, никаких сомнений у меня не было. В 1982 году я поступил в Калининское суворовское военное училище, а по его окончании — в Московское высшее общевойсковое училище им. Верховного Совета РСФСР.
Начал офицерскую службу в Белоруссии командиром разведывательно-десантного взвода. Практически сразу начал прыгать с парашютом. После развала СССР служил в Московском военном округе с должности заместителя командира батальона. Поступил в военную академию им. М. В. Фрунзе.
Будучи старшим оперативной группы Центра спасательных операций «Лидер», вы не понаслышке знаете о серии терактов в 1999 году в Буйнакске и Москве. Расскажите, что вы видели на месте трагедий?
Офицерская судьба привела меня в МЧС, в Центр специального назначения «Лидер» (сейчас он называется Центр спасательных операций особого риска «Лидер»). Мне довелось принимать участие в спасательных операциях в качестве спасателя и руководителя группы спасателей как в России, так и за рубежом.
Безусловно, невозможно забыть теракты в сентябре 1999 года, когда сначала 4 сентября вылетел со своей оперативной группой на взрыв дома в Буйнакске. Вернувшись, следующий теракт — на ул. Гурьянова я снова застал на дежурстве и выехал на последствия в ночь с 8 на 9 сентября. А когда на следующем дежурстве ранним утром услышал звук, похожий на звук дальнего взрыва, сказал своей оперативной группе: «Это по нашу душу». Через секунды услышал в трубке телефона голос оперативного дежурного: «Группа на выезд. Взрыв дома, Каширское шоссе». Террористы, словно по графику нашей оперативной группы работали, и командование в шутку говорило, что пора меня от дежурства отстранять, чтобы опять где-нибудь не рвануло.
На месте трагедий я видел примерно одно и то же: огромные завалы, которые приходилось разбирать где-то с использованием ручного аварийно-спасательного инструмента и просто вручную. Это в первые минуты и часы работы, позже — с использованием тяжёлой техники. Это жуткие в свете прожекторов тела погибших, часто обезображенные, иногда даже не тела, а фрагменты тел. Это слёзы и боль родственников, друзей и знакомых, приехавших на место трагедии, которые рвались за оцепление и задавали бесконечные вопросы. Специфический запах взрывчатки, вой сирен спецмашин и шум работающей техники, который прерывался только на «минуту тишины». В доме на улице Гурьянова было полностью разрушено два подъезда, и дом стоял, словно разорванный пополам, похожий на декорации из фильма-катастрофы. Но под завалами реальные люди, а над головами спасателей с крыши свисали куски рубероида с обломками кровли, и нужно было срочно обеспечить безопасную работу тех, кто внизу. Поэтому мы с двумя спасателями из моей группы поднялись на крышу, чтобы эту задачу решить. И вот по дороге обратили внимание, что в опустевшие квартиры проникли мародёры в надежде чем-нибудь поживиться. Просто в голове не укладывалось, как можно воспользоваться людской бедой. Не могу себе представить, чтобы это мог быть кто-то из спасателей. Буквально три дня назад в Буйнакске спасатели набросали целую пирамиду из найденных ценных вещей, документов, бумажников. Никто не позарился. Верная примета — такая ценность счастья не принесёт. С мародёрами разбираться было некогда. Сообщил по радиостанции своим, чтобы направили на этаж полицию и чтобы отвели на безопасное расстояние людей, пока мы зачищаем край крыши. Позже выяснилось: по квартирам шуровали не спасатели.
А в Буйнакске врезалось в память, как немолодой подполковник, вернувшись с дежурства, узнал, что погибла его жена, и не терял надежды найти в завалах свою дочь. Увидел, как спасатели подняли большую плиту, под ней лежала она, словно живая, просто прилегла поспать… Не забыть, сколько страдания отразилось на его лице, как он опустился на колени и как-то сгорбившись, весь в перепачканной кирпичной крошкой военной форме, сотрясался от рыданий. К тому времени мне уже многое пришлось повидать за время службы в армии и МЧС, но вид погибших детей вызывает очень сильные эмоции. Спасатели обычно любят пошутить и побалагурить в самолёте, когда возвращаются с операций домой, немного снять напряжение. Но в тот раз летели в тишине.
Вы также принимали участие более чем в десятке спасательных операций. Какое место отводится психологической подготовке военнослужащих спасательных центров?
Психологической подготовке военнослужащих спасательных центров уделяется серьёзное внимание, поскольку представить себе полноценную работу спасателя без этого фактически невозможно. Пожалуй, стоит сказать пару слов, как она организована.
Есть оперативное дежурство спасателей по графику сутки через трое и в один из этих дней, когда не находятся на дежурстве, они занимаются профессиональной подготовкой. Совершенствованием своих знаний, умений и навыков, в том числе и с элементами психологической подготовки. К ним относятся работа на высоте, работа под водой с использованием водолазного снаряжения и без, на задержке дыхания, в том числе в ограниченном пространстве. Кроме работы штатных психологов спасательных центров, имеются ещё и специалисты, которые занимаются этими вопросами в ходе повышения квалификации спасателей. Они обращают внимание на подготовку спасателей в особых условиях. Например, спуск по верёвке с вертолёта с помощью роликового спускового устройства, занятия в морге при вскрытии тел патологоанатомом. Это тоже является элементом психологической подготовки. Можно бесчисленное количество времени заниматься психологической подготовкой, сидя в тёплом помещении, но без практики отработать стрессовые ситуации просто невозможно. Только участвуя в спасательных операциях, в профессиональных соревнованиях спасателей, занятиях, учениях, можно совершенствовать профессиональное мастерство и повышать степень уверенности в себе, в своих силах. Тем самым люди, которые принимают участие в выполнении специальных задач, становятся более психологически устойчивыми.
Особо я бы остановился на всероссийских соревнованиях спасателей, которые проводятся в системе МЧС с привлечением всех регионов. Их особенность в том, что спасатели со всей страны соревнуются в многоборье по дисциплинам, которые представляют их профессиональную подготовку: в условиях техногенных и природных катастроф, чрезвычайные происшествия в условиях водной среды. То есть это водолазная и альпинистская подготовка, работа при авариях на транспорте, оказание первой помощи, поиск и ориентирование на местности, в том числе в ночное время, и многое другое. Мне хорошо это знакомо, поскольку трижды участвовал в этих соревнованиях, был капитаном команды центра «Лидер». Организаторы подобных соревнований иногда специально усложняли условия таким образом, чтобы спасатели попадали в стрессовые ситуации. Например, участник соревнований, спасатель, лезет в завал, чтобы оказать помощь пострадавшему и провести эвакуацию, и сам попадает в ловушку: «организуется» обвал позади него и возникает новая задача — «спасать спасателя». Человек, который не попадал в такие ситуации, начинает нервничать и паниковать. Но именно такие случаи и учат спасателей искать выход из любой возможной ситуации с холодной головой. Бывало, что во время подготовки к таким соревнованиям спасатель-водолаз высокого уровня, глядя снизу на вершину в Приэльбрусье, на которую надо было совершить восхождение, говорил: «Нет-нет, уж лучше с аквалангом на 200 метров, чем туда». Или парашютист, тоже ведь не робкого десятка, долго не мог себя заставить погрузиться с аквалангом в открытом море за километр от берега, не говоря уже о ночном погружении. От психологии в этой профессии много зависит, и поэтому важна всесторонняя подготовка.
Не раз приходилось убеждаться в правильности фразы, услышанной от одного из инструкторов: «В критической ситуации вы не подниметесь до уровня своих ожиданий, а упадете до уровня своей подготовки».
С какими трудностями вы столкнулись в ходе сопровождения колонн с гуманитарными грузами из Киргизии в Афганистан?
Трудности, конечно, были. Да и вряд ли их могло не быть, учитывая, что это за дорога — Памирский тракт. Маршрут протяженностью более тысячи километров — это горные серпантины, где не увидишь автодорожных ремонтников приблизительно никогда, и дороги в провинциальной глубинке по сравнению с ними покажутся скоростными автобанами. Колонна должна преодолеть более десятка высокогорных перевалов. Каждый перевал — отдельный вызов. На самом высоком из них — перевале Ак-Байтал (4655м), некоторые водители, в основном из молодых, ловили «горняшку», тошнота, рвота, кровь носом. Говорят, более высокогорный маршрут, где можно проехать на грузовиках, есть только в Южной Америке, где-то в Андах. На сложных участках маршрута приходилось выходить из машин, чтобы сигналами, подаваемыми руками, помочь водителям направить колёса по единственно верной траектории между горной стеной с одного края и обрывом с другого. Был случай не с моей колонной, а с проходящей по маршруту ранее, когда на участке недалеко от Ишкашима грузовик вместе с водителем упал в пропасть. Поломки и аварии. Нельзя сказать, что дело непредсказуемое, ведь колонны состояли из 30-40 грузовиков Зил-130, много лет верой и правдой служивших ещё с советских времен. Некоторые были выпуска конца 70-х годов прошлого века. Но тут отдельно хочу сказать добрые слова в адрес водителей. Многие из них имели большой опыт, быстро ремонтировали свои машины и дружно помогали другим водителям, иногда устраивая небольшой «консилиум» прямо на дороге. Всегда возили с собой нужный ЗИП, грамотно распределенный по машинам, а также цепи для колёс, потому что лавины и сели в тех краях не редкость. Водителей местные называли «наземными космонавтами», то ли из-за того, что они первые вызвались работать в таких экстремальных условиях, то ли из-за того, что преодолевали местность в высокогорной части маршрута с так называемым «лунным ландшафтом», где одни сплошные камни, никакой живности и растительности, ни травинки. Нередко на марше закипали радиаторы. Из-за сильной разрежённости воздуха на высоте температура кипения воды не 100 примерно градусов по Цельсию, как мы привыкли, а ниже. Поэтому водителям нужно было внимательно следить за показателями на приборной панели, уже 70 градусов — критическая отметка. Разрежённость воздуха и недостаток кислорода влияли, конечно, не только на технику, но и на людей. Помню, когда останавливались для ночного отдыха на погранзаставе в Мургабе, ощущение нехватки воздуха было ощутимое. С непривычки невозможно было уснуть, хотя спать было жизненно необходимо, особенно водителям. Там же ощутили и другую особенность Памира: после жары, палящего солнца и безветрия днем, ночью — пронизывающий ветер и холод.
О каких наших погранзаставах, вдали от России я говорю? В то время на территории Таджикистана стояли заставы российских пограничников. Находились там на основе договоренностей государств. Я побывал на таких в Мургабе и Ишкашиме. Российские пограничники — единственные реальные силы, которые преграждали там путь потоку наркотиков из Афганистана в сторону российских границ. Об этом много интересных историй услышал от наших пограничников.
Сложности были с некоторыми попадавшимися на пути следования группами, в том числе вооружёнными, которые имели желание освободить колонну от части гуманитарных грузов раньше, чем она достигнет пункта назначения. Но путём переговоров эти задачи удалось решить. Поскольку конвой пересекал две границы, со мной в машине сопровождения ехали два координатора, один из Киргизии, другой из Таджикистана, они владели языками этих стран, соответственно и ваханским, на котором говорят афганцы в провинции Бадахшан со столицей в Файзабаде. За что выразил им большую благодарность. Трудно было бы без знания языка и обычаев местных жителей.
Но самым большим сюрпризом оказалось то, что этот самый путь по маршруту Ош ‒ Файзабад в январе 1980 года преодолел 860-й мотострелковый полк, которым командовал подполковник Виктор Семёнович Кудлай. А спустя более двух десятков лет в точности по этому пути повёл колонну с гуманитарной помощью тоже подполковник Кудлай, но Виталий Григорьевич, то есть я. Об этом я узнал в поселке Джеланды от участника тех событий 80-го года с позывным «Бек», который, услышав мою фамилию, спросил, не отец ли мне и не родственник тот самый командир полка, мой однофамилец. Услышав эту историю, я сразу представил, насколько сложнее было моему предшественнику выполнять задачу в лютый мороз, в боевой обстановке, отражая нападения душманов из засад, о чём красноречиво свидетельствовали несколько корпусов сожжённых боевых машин пехоты, которые можно увидеть прямо с трассы. Когда думал об этом, меня охватывала гордость за нашу армию, наших солдат и офицеров, потому как уверен, что ни одной армии мира не удавалось осуществить такой переход в составе полка, не потерять боеспособность и вступить в бой. Он чем-то сродни переходу Суворова через Альпы. Говорят, именно они сделали надпись на скале, которую можно различить на перевале Ак-Байтал: «Мы покорили тебя, Памир!». После этого трудности наши мне казались не такими уж трудными и все задачи решаемыми. Мой однофамилец меня вдохновлял. И это было очень кстати, ведь мне предстояло пройти по этому маршруту туда и обратно ещё дважды.
В военной службе очень ценится братство. Вы всегда могли положиться на своих товарищей в трудный момент?
Конечно, ведь в военной службе большое внимание уделяется работе в команде и взаимовыручке. Потому что один человек, как бы он ни был хорошо подготовлен, естественно, в поле не воин. У людей, которые долгое время в одном небольшом коллективе решают сложные задачи, вырабатываются особые взаимоотношения. Они испытывают друг к другу особый вид доверия. Порой, например, при проведении спасательных работ на высоте, в горах или высотных зданиях, твоя жизнь буквально находится в руках твоего товарища вместе со страховочной верёвкой. Я всегда говорю своим ребятам, что пройдут годы, и они будут вспоминать о времени, проведенном в кадетском корпусе. И будут ли они ценить своё кадетское братство, научатся ли взаимоотношениям, где взаимопомощь и надежность — не пустые слова, зависит во многом от них самих. Ну и от нас, педагогов, безусловно.
Почему вы решили стать воспитателем Преображенского кадетского корпуса?
За время службы в армии России и МЧС я приобрёл достаточный опыт, который мне бы хотелось передать подрастающему поколению. Так сложилось, что один из моих товарищей из центра «Лидер» работал офицером-воспитателем в Преображенском кадетском корпусе, и он предложил мне попробовать себя в должности офицера-воспитателя. И хотя на тот момент мне поступали и другие предложения о трудоустройстве, я выбрал это. Ранее мне приходилось иметь дело с молодыми людьми от 18 до 27 и старше, но работа с детьми показалась мне интересным делом и нужным, а это всегда было для меня важным в выборе профессии. Есть, конечно, свои особенности в работе с детьми, но потом приходит педагогический опыт и понимание, как грамотно с ними строить взаимоотношения.
Чем ваш 9 «Б» класс отличается от других?
Я бы предпочел находить отличия не в сравнении с другими классами, а с тем, каким он был раньше. Интересно наблюдать, как прогрессирует (взрослеет) весь класс и каждый кадет в отдельности. В седьмой класс они приходят совсем ещё детьми, и в процессе обучения в кадетском корпусе буквально на глазах становятся серьёзнее. На первых порах наш класс отличался недружным коллективом, у каждого были свои интересы, максимум интересы небольших групп, и было сложно найти темы, которые увлекли бы их всех, не говоря уже о целях. Но в дальнейшем, в процессе решения ряда совместных задач, появилась одна общая цель — связать свою жизнь с силовыми структурами. Подавляющее число ребят из класса хотели бы связать свою дальнейшую жизнь с ФСБ. Да, она непроста, но вполне достижима, и нам есть к чему стремиться. Я думаю, эта цель, которая сейчас их объединяет, поможет сгладить некоторые шероховатости, свойственные этому возрасту. Они стали серьёзнее относиться к учёбе, растёт число ребят, которые учатся без троек. Есть и отличник, на которого они равняются.
Какими активностями вы занимаетесь вместе с кадетами?
Вместе с кадетами мы участвуем в различных мероприятиях. Посещаем музеи, прежде всего связанные с историей нашей страны: Музей Победы на Поклонной горе, Музей обороны Москвы, павильон «Буран» на ВДНХ, Музей авиации в Монино. Ребята проявляют неподдельный интерес к нашей истории, к военной технике и событиям, происходящим в зоне СВО. Принимали участие в акции по поддержке военнослужащих, принимающих участие в специальной военной операции. Собирали посылки, писали письма и снимали ролики для бойцов, находящихся на линии боевого соприкосновения. Все ребята записались в волонтёры, и некоторые из них в частном порядке уже занимаются волонтёрской деятельностью. Все записались в юнармейцы, и около половины класса сейчас проходят подготовку по программе «Юный парашютист» и готовятся совершить первые прыжки.
В 9-м классе ребята уже всерьёз задумываются о выборе будущей профессии. А кем мечтают стать ваши воспитанники?
Большинство мечтает поступить в Академию ФСБ, а также в Московский пограничный институт ФСБ, в ИКСИ (Институт криптографии, связи и информатики), в Военно-медицинскую академию (Санкт-Петербург).
Зачастую кадетские корпуса активно взаимодействуют с профильными вузами. Реализуется ли это направление у вас?
В рамках реализации направления «Вузы — кадетам Москвы» по профилю ФСБ, совместно с Российским государственным университетом правосудия, в кадетском корпусе в течение учебного года в 10-х и 11-х классах организованы профильные практические занятия. Кроме того, наш кадетский корпус самостоятельно сотрудничает с вузами по направлению предпрофессиональной подготовки. В этом году заключено соглашение о сотрудничестве с Пограничным институтом ФСБ РФ и организованы занятия по предпрофессиональной подготовке на постоянной основе. В настоящее время идет согласование взаимодействия с Институтом ФСБ России. Кроме того, периодически организуются встречи с представителями ФСБ России, на которые приглашаются ветераны и действующие сотрудники ФСБ. В ходе встреч кадетам доводится порядок поступления в вузы ФСБ России, а также условия и особенности прохождения службы в органах государственной безопасности страны.
По вашему мнению, нужно ли что-то менять в системе нынешнего образования кадетов?
В Преображенском кадетском корпусе образовательный и воспитательный процесс построен достаточно эффективно. Однако можно было бы добавить изучение некоторых военных дисциплин, поскольку их изучение проходит в основном на ежегодных двухнедельных полевых сборах в сентябре в лагере «Патриот». В течение учебного года на внеурочных занятиях с кадетами проходит огневая и строевая подготовка. А вот таким дисциплинам, как тактика, топография, инженерная подготовка мы уделяем время только на сборах. Хотелось бы также, чтобы кадеты более глубоко могли освоить вопросы тактической медицины. В свете последних событий, сложной международной обстановки и обстановки внутри страны, немаловажно уделить особое внимание начальной военной подготовке подрастающего поколения.
Какие современные технологии находят применение в обучении? кадетов?
Практически постоянно используются интерактивные доски при проведении уроков, классных часов, «разговоров о важном», а также компьютеры, планшеты, смартфоны. Используются также экшн-видеокамеры типа Go Pro для создания учебных и развлекательных роликов.
В обучении кадетов широко используется технология проектной деятельности, носящей характер сотрудничества, принимают участие дети и педагоги, прежде всего классные руководители и воспитатели, а также вовлекаются родители и другие члены семьи. Используются также игровые технологии, технологии исследовательской деятельности, развивающие исследовательские способности и предъявляющие высокие требования к поисковой активности и мышлению. Поэтому этот вид интеллектуально-творческой деятельности использовать может не каждый.
Виталий Григорьевич, каким советом вы могли бы поделиться со своими коллегами?
Все мы, воспитатели, обладаем каким-то определённым опытом, своими подходами в воспитании и обучении. Мы стремимся дать кадетам максимум знаний, которые у нас есть. Но в то же время мало контактируем со своими коллегами. Было бы неплохо почаще встречаться, обмениваться опытом в рамках совместных мероприятий. Делиться своими подходами, заготовками, педагогическими приёмами, идеями мероприятий, которые можно было бы осуществить в условиях кадетской жизни.
Хотелось бы ещё пожелать, чтобы коллеги относились к ребятам именно как к ребятам, а не подходили сразу с требованиями, как к взрослым людям. Мы забываем, что тоже были в их возрасте, и я это знаю не понаслышке, постольку сам закончил Суворовское училище. Мы тоже косячили, у нас были свои недостатки. Ну и, конечно, те офицеры-воспитатели, которые занимаются воспитанием кадетов, должны быть для них примером. Начиная с внешнего вида. Ведь если ты сам выглядишь неопрятно, не сторонник здорового образа жизни, не стремишься к развитию и самосовершенствованию, ребята смотрят на тебя и делают соответствующие выводы. Я вспоминаю своих офицеров-воспитателей, и у меня в памяти остались самые тёплые воспоминания о них и гордость, что они меня воспитывали. Они делились с нами самым ценным, что имели — жизненным опытом. Конечно, когда тебе нет и 16, ты не можешь в полной мере это принять. Понимание придёт через годы.
